Неточные совпадения
Даже специально «городские»
знания Надежды Васильевны нашли здесь громадное применение, а между тем ей необходимо было знать тысячи
вещей, о которых она никогда даже не думала, так, например, медицина.
Саша ее репетитор по занятиям медициною, но еще больше нужна его помощь по приготовлению из тех предметов гимназического курса для экзамена, заниматься которыми ей одной было бы уж слишком скучно; особенно ужасная
вещь — это математика: едва ли не еще скучнее латинский язык; но нельзя, надобно поскучать над ними, впрочем, не очень же много: для экзамена, заменяющего гимназический аттестат, в медицинской академии требуется очень, очень немного: например, я не поручусь, что Вера Павловна когда-нибудь достигнет такого совершенства в латинском языке, чтобы перевести хотя две строки из Корнелия Непота, но она уже умеет разбирать латинские фразы, попадающиеся в медицинских книгах, потому что это
знание, надобное ей, да и очень не мудреное.
Понятно, что и в расходах на их жизнь много сбережений. Они покупают все большими количествами, расплачиваются наличными деньгами, поэтому
вещи достаются им дешевле, чем при покупке в долг и по мелочи;
вещи выбираются внимательно, с
знанием толку в них, со справками, поэтому все покупается не только дешевле, но и лучше, нежели вообще приходится покупать бедным людям.
Сущность грехопадения он видит в суеверном отношении к материальным
вещам как источнику силы и
знания.
Но посмотрим еще, на чем покоится эта уверенность в видимых
вещах и твердость
знания о них.
Для обличения мира невидимых
вещей нужна активность всей человеческой природы, общее ее напряжение, а не активность одного лишь интеллекта, как то мы находим в
знании мира видимого.
В противоположность этому
знание может быть определено как обличение
вещей видимых.
Через
знание мир видимых
вещей насильственно в меня входит.
Знание безопасно, оно обличает
вещи видимые, принуждающие.
Когда государство, область принуждения и закона, вторгается в церковь, область свободы и благодати, то происходит подобное тому, как когда
знание, принудительное обличение видимых
вещей, вторгается в веру, свободное обличение
вещей невидимых.
Не должна ли открыть философия будущего, что в основе
знания и в основе веры лежит одна и та же интуиция, непосредственное восприятие
вещей, «обличение
вещей невидимых»?
Вера лишь расширяет сферу
знания и говорит о восприятии
вещей высшего порядка, но столь же реальных, как и
вещи низшего порядка.
Для данного мира действительности, мира видимого, объекта
знания, волевой акт свободного избрания, т. е. акт веры, уже совершен, совершен в таинственной глубине бытия; для мира же иного, мира невидимых
вещей, мы вновь должны совершить акт свободного волевого избрания, избрания того мира предметом своей любви, т. е. акт веры.
Во внутреннее существо природы, в творческую связь
вещей научное
знание не проникает, оно обходится без такого понимания причинности.
Видимые, т. е. принудительно данные
вещи — область
знания, невидимые, т. е. не данные принудительно
вещи,
вещи, которые должно еще стяжать, — область веры.
Непосредственное сознание и
знание Бога дано в умственном созерцании, интеллектуальной интуиции, которая качественно различествует от всякого другого восприятия
вещей.
Видимая ли
вещь социализм, или прогресс, или всеобъемлющая наука, и могут ли эти
вещи быть предметами
знания?
— Настоящее блаженство состоит, — отвечал Имплев, — в отправлении наших высших душевных способностей: ума, воображения, чувства. Мне вот, хоть и не много, а все побольше разных здешних господ, бог дал
знания, и меня каждая
вещь, что ты видишь здесь в кабинете, занимает.
— Eh bien, nous у arrivons. [Вот мы и добрались до сути (франц.)] Возражая Плешивцеву, я упомянул о необходимости иметь точные сведения о географических границах. По моему мнению, вот
вещь, необходимая для совершенно ясного определения пределов ведомства любви к отечеству, вот
вещь, без точного
знания которой мы всегда будем блуждать впотьмах.
О, какие бы поразительные
вещи мы услышали об умственных способностях собаки, о ее характере, о
знании чисел, да мало ли о чем!
— Прежде всего — наше бестолковое образование: мы все знаем и ничего не знаем; потом непривычка к правильному, постоянному труду, отсутствие собственной изобретательности, вследствие того — всюду и во всем слепое подражание; а главное — сытый желудок и громаднейшее самолюбие: схвативши верхушки кой-каких
знаний, мы считаем унижением для собственного достоинства делать какие-нибудь обыкновенные
вещи, которые делают люди заурядные, а хотим создать восьмое чудо, но в результате явим, — как я, например, — пятидесятилетнюю жизнь тунеядца.
Было начало второго, когда я вернулся к себе. На столе в кабинете в пятне света от лампы мирно лежал раскрытый на странице «Опасности поворота» Додерляйн. С час еще, глотая простывший чай, я сидел над ним, перелистывая страницы. И тут произошла интересная
вещь: все прежние темные места сделались совершенно понятными, словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, я понял, что значит настоящее
знание.
При таком положении
вещей может существовать только один стимул для приобретения
знания (в особенности
знания с точки зрения классицизма,
знания, не имеющего немедленного и непосредственного приложения) — это любознательность.
А загляни г. Жеребцов в Карамзина, он, разумеется, при своей любви к родине, при своих обширных
знаниях и при своем светлом взгляде мог бы написать отличную
вещь».
По нашему мнению, совершенство мышления зависит непременно от обилия и качества данных, находящихся в голове человека, и разделять эти две
вещи довольно трудно, особенно когда понимать под
знанием не поверхностное, внешнее сведение о факте, а внутреннее, серьезное проникновение им, — как и понимает сам г. Жеребцов.
Разделять эти две
вещи можно было бы еще тогда, когда бы автор объявил, что под
знанием вообще он разумеет все, что только когда-либо коснулось слуха народа, хотя бы и не оставив в сознании его ни малейшего следа.
Мирясь с тайнами окружающего мира, народ признает за отдельными людьми
вещее знание этих тайн.
Я окружу себя вашими книгами, я возьму от вас всю мощь вашего
знания, которой вы гордитесь, и найду одну
вещь, в которой давно назрела необходимость.
Нет более несогласных двух
вещей, как
знание и выгода, наука и деньги. Если для того, чтобы стать более ученым, нужны деньги, если ученость покупается и продается за деньги, то и покупатель и продавец ошибаются. Христос выгнал продавцов из храма. Так же должны быть выгнаны продавцы и из храма науки.
В действительности вере вовсе не свойственно связывать свою достоверность с такими свидетельствами и случайностями; она есть в своей достоверности независимое отношение к своему абсолютному предмету, чистое
знание его, которое не вмешивает букв, бумаги и переписчиков в свое сознание абсолютного существа и не опосредствуется такими
вещами» (Hegel's Phenomenologie des Geistes, Jubiläumausgabe, Phil.
Вера поэтому не враждует с
знанием, напротив, сплошь и рядом сливается с ним, переходит в него: хотя она есть «уповаемых извещение,
вещей обличение невидимых» (Евр. 11:1), но уповаемое становится, наконец, действительностью, невидимое видимым.
В них была безмерная сила чистоты и прозорливой жертвенности, —
знание страдания и готовность на вольное страдание, и та же
вещая жертвенность виделась в недетски мудрых очах Младенца.
Минут через двадцать мы снова взбирались на мыс Суфрен. По пути я стал расспрашивать Чжан-Бао о чудесном дереве. Он шел некоторое время молча, но затем стал говорить о том, что китайцы много знают таких
вещей, которые не известны русским. В тоне его речи слышалась убежденность в своем превосходстве над спутником, которому волею судеб не дано этих
знаний.
— Да, может быть. Я мало этих
вещей читал, да на что их? Это роскошь
знания, а нужна польза. Я ведь только со стороны критики сущности христианства согласен с Фейербахом, а то я, разумеется, и его не знаю.
В его лице безвременно погибла крупнейшая жертва русской действительности, ужасных привычек, грубости и дикости. И надо удивляться, как из своей жестокой"бурсы"он вынес столько свежего дарования, наблюдательности и
знания совсем не одной семинарской и поповской жизни. Он это блистательно доказал такой
вещью, как его"Молотов".
И в самом деле, ему слишком долго и упорно мстили как автору"Некуда". Да и позднее в левой нашей критике считалось как бы неприличным говорить о Лескове. Его умышленно замалчивали, не признавали его несомненного таланта, даже и в тех его
вещах (из церковного быта), где он поднимался до художественности, не говоря уже о
знании быта.
Он призывает к элементарным
вещам, к труду, к дисциплине, к ответственности, к
знанию и к учению, к положительному строительству, а не к одному разрушению, он громит революционное фразерство, обличает анархические наклонности, он совершает настоящие заклинания над бездной.
Тут нет своего, барского, тонкого вкуса, нет любви к
вещам, заработанным умом, бойким умом и
знанием людей, их душевной немощи и грязи, их глупости, скаредности, алчности…
Среди бесчисленных и пошлых клевет, которым я долговременно подвергался в литературе за мою неспособность и нехотение рабствовать презренному и отвратительному деспотизму партий, меня сурово укоряли также за то, что я не разделял неосновательных мнений Афанасья Прокофьевича Щапова, который о ту пору прослыл в Петербурге историком и, вращаясь среди неповинных в
знаниях церковной истории литераторов,
вещал о политических задачах, которые скрытно содержит будто наш русский раскол.
Кесарь Степанович рассказывал удивительнейшие
вещи о необычайных медицинских
знаниях и талантах этого очень много учившегося, но замечательно несчастливого врача и человека с отменно добрым и благородным сердцем, но большого неудачника.
При этом случае маленьким красноречивым переводчиком передано боярину, сколько ошибаются жители Москвы, почитая лекаря за колдуна; что наука снабдила его только
знанием естественных сил и употребления их для пользы человека; что, хотя и существуют в мире другие силы, притягательные и отталкивающие, из которых человек, посвященный в тайны их разложения и соединения, может делать
вещи, с виду чудесные для неведения, однако он, Антон-лекарь, к сожалению, не обладает познанием этих сил, а только сам ищет их.
Все попытки внешнего познания мира, без погружения в глубь человека, давали лишь
знание поверхности
вещей.
И как видимая
вещь, которая может быть обличена в
знании, он переживает кризис не меньший, чем капитализм, он ведет человеческое общество к окончательной безвыходности.